Мое первое общение с русскими

 

Из воспоминаний Dr. Werner Didzuhn

 

Это случилось 1 мая 1945 года в городе Бранденбурге. Мы как раз завтракали, когда прибежали соседские дети с криками:" Русские уже здесь!" Они показывали в сторону большого поля, позади нашего поселения. Так как наша землянка была в центре, поэтому отсюда не было видно. Нетерпение не давало нам покоя, хотя немного боязно тоже было. Но маленькие дети повалили к лужайкам, на которых лежали советские солдаты. Свои страхи они уже преодолели, многие солдаты с ними уже играли.

​

Сцена выглядела вполне мирной в условиях еще не оконченной войны. Я прикинул, что группа размещенных там красноармейцев тянула на батальон. Как члены Юнгфольк организации Гитлерюгенд мы хорошо ориентировались в  различиях военных подразделений. Здесь же все было не привычно по-другому. Здесь были не только цвета земли коричневые униформы, но и прорезиненные бортовые грузовики с маленькими лошадьми. Они звались среди нас „панская повозка“, но в жизни мы их не встречали. В "нашей армии" было все моторизированно. Также различия в званиях было сложно идентифицировать: кто был офицер, а кто рядовой.

​

Они как раз трапезничали.Странно было, что рано утром они уже обедали. Они ели из котелков щи и откусывали от большого куска хлеба. Забавно было, что многие бородатые солдаты, на мой взгляд, слишком стары были , чтобы воевать. Но по внешнему виду об этом сложно судить, я мог ошибаться.

​

Многие дети сидели коленях у солдат, они с ними шутили и давали им поесть. Мы, которые постарше, хотели только взглянуть, как же выглядят победители, которые у нас, непобедимых, выиграли. Я был уверен, что всякое может случиться, и поэтому хотел потихоньку исчезнуть. Но мне это не удалось. Один из красноармейцев с пышными усами, который был судя по всему более высокого звания, чем окружавшие его солдаты, позвал меня, помахав  рукой. У меня сердце от страха ушло в пятки. Неуверенно и медленно двинулся я в его сторону. Для него был я слишком медлителен и он мне вновь нетерпеливо помахал.Рядом с ним стояла полевая кухня и он отдал распоряжение повару. Тот пердал ему миску, полную густой похлебки. Сержант (позже смог я идентифицировать его звание) дает мне стакан, до краев наполненный водой, с особой осторожностью, чобы не расплескать, а другой рукой показывает мне, чтобы я выпил. Дома на завтрак мы пили ячменный кофе. То, что русские за завтраком пьют воду, показалось мне смешным. Только бы не сделать чего-то неправильным, крутилось в моей голове, кто его знает, к каким последствиям может привести эта вода. Летом в жару мы пили воду прямо из-под крана пумпы. Лучшей возможности утолить жажду до этого я не знал. Вода -почему бы и нет, только не рано утром, и я отпил большой глоток.

​

Огненный луч пронзил мою глотку и взорвался в желудке. Я не мог дышать и пару секунд задыхался. Слезы полились из глаз и я решил, что меня отравили. Все это продолжалось мгновение. Стакан несмотря на ужасы пережитого я удержал и передал его обратно. Сержант (останемся при этом) бормочет что-то вроде „ну,ну,ничего“. Другие солдаты, которые в нетерпении ожидали моей реакции, закатились от хохота. Сержант передает мне миску с супом и дает знак, чтобы я поел. Хотя я только что позавтракал и водка еще жгла в желудке, я, чтобы не сердить красноармейца, начал есть. Что это было? Кислая капуста. Как можно из кислой капусты варить суп? Делайте что хотите, но с меня достаточно. Я проглатываю мужественно первую ложку , но решительно тряся головой, отдаю миску обратно. Какая гроза меня теперь ожидает? Вместо этого сержант что-то говорит солдату, обслуживающему полевую кухню. Он идет к повозке, достает что-то из ящика, заворачивает в развернутую газету, еще и еще раз, Потом приносит усатому. Тот передает мне завернутые свертки. Это были две бухани хлеба и кусок слоистого сала. "Ну, домой!"-говорит он при этом. Я понятия не имел, что случилось и был не в себе, чтобы сразу понять, что мне следовало сделать. Сержант опять повторяет: "Домой!" и показывает в сторону нашего  поселения. Мы отправляемся домой.

 

Это было мое первое общение с гражданами Советского Союза, которые лично мне и моим братьям и сестрам совсем другими показались, чем их представляла фашистская пропаганда. Дальнейшее общение прозошло немного позже и я, избавляясь от двоякого чувства и недоверия, постепенно через растущее любопытство и симпатию достиг чувства большого уважения и дружественности.

​

Большой Советский Союз уже распался, но дружба и любовь между людьми остались независимо от этого, ообенно к открытым и сердечным русским, чей язык я даже выучил позже.