Семейное предание о военном времени

​

Мы жили в саксонском городке Гросcенхайне, то есть моя мать и я. Отец был на войне. Когда фронт приблизился в феврале 1945 г. и к Гроссенхайну, на окраину города прибыли грузовики для эвакуации в направлении на запад. Моей матери тогда был 31 год. Oт ужасных сообщений она была в страхе и хотела спастись бегством. Итак мы прибыли в пункт недалеко от Кемнитца и «жили» вместе с другой семьей в прачечной у чужих людей.

Через несколько месяцев после капитуляции моя мать захотела вернуться в Гроссенхайн. Наверное, еще не было налаженного железнодорожного сообщения, но в то направление поехал паровоз без вагонов. На тендере много людей сидели на корточках. Для нас уже не было места. Но кто-то пожалел нас и меня втащили на тендер. Моя мать влезла на буфер и крепко держалась там за за него. С трудом мы добрались окольными путями до Гроссенхайна и нашей квартиры. Оставшиеся там соседи рассказали, что советские солдаты временно пребывали в нашей квартире, танцевали и праздновали там. К великому удивлению моей матери мы не нашли никаких повреждений, вероятно, ценной мебели. Еще большей неожиданностью стало наше открытие в подвале для хранения угля. Дело в том, что моя мать укрыла серебряный прибор в ящике под углем. Солдаты расходовали уголь и частично раскопали ящик, но не открыли его.

Моя мать должна была работать на вокзале на демонтировании рельсов, которые отвозили на восток. Это было очень тяжело. Днем я находился с другими детьми в зале ожидания вокзала. Однако, это продолжалось не долго. Спустя несколько недель бабушка и сестра отца объявились у нас как беженцы. Поляки выгнали их из деревни недалеко от Грюнберга (сейчас Зеленая Гора) из их маленькой крестьянской усадьбы. Дедушка не пережил бегство. Его здоровье было измотанно, потому что он уже долго до этого высказывался против войны и провел много времени в тюрьме после ареста. Моя мать шила для русских женщин, которые жили в районе у аэродрома. Это нам помогло спастись от голода. Вблизи находился спортзал, где жили многие беженцы. Они приходили и к нам и выпрашивали картофельные очистки. Моя мать отказывала им. На мое непонимание, она ответила, что очистки нужны ей самой, чтобы обменять их на яйца.

До конца войны мой отец работал в составе командования военного округа, то есть служащим управления. В последние дни войны его тоже призвали на фронт, все во имя победы. Вскоре он попал в лагерь для военнопленных в Эгере в Венгрии. Война почти уже была закончена, когда он в лагере наступил на мину и потерял ногу. Его выпустили сравнительно рано. Когда он приехал к нам, мои родители решили переселиться к дедушке с бабушкой в Финстервальд. Однако там в доме был размещен советский офицер с его женой и дочерью. Было очень тесно. Но наши отношения были хорошими. Дочь звали Элис, вероятно уменьшительная форма имени Алиса или Элеанора. В то время русско-американские отношения еще были другими. Мы как дети хорошо понимали друг друга. Девочка росла в двуязычной атмосфере, что не очень нравилось ее родителям. Например, случилось, что Элис пригласила меня к столу: «Komm uschi uschi machen. Es gibt Kapusta.» Значит, на ужин с супом из капусты (щи). Иногда это были щавелевые щи, щавель для которых собирали сами на лугах. В соседних домах также жили квартиранты, но не все они были очень уживчивыми. Рядом с нашим домом солдатам не понравилась неудобная ямная уборная и они превратили одну комнату в туалет, несмотря на то, что для этого не было подходящих условий. Пахло дурно. Напротив нас жила молодая девушка со своими родителями. Она понравилась расквартированному у них советскому солдату, который однажды бешено выпалил из пистолета в окна крытого входа, так как она ему отказала в дружбе. Все же нас не коснулись негативные проблемы с советскими солдатами, о которых рассказывали многие.

Моя мать снова шила для русских женщин, которые жили в районе у аэродрома в Финстервальде. Это было хорошим приработком. Когда квартиранты уже отправились на родину, приехали красноармейцы на грузовиках и расположились недалеко от нас. Они были курсантами автошколы. Мы, дети, докучали им. Снова и снова мы хотели прокатиться на грузовой платформе, что они нам часто разрешали. Никаких осложнений в отношениях с ними мы не боялись.

Многие жители нашего городка, как и мои родители, держали коз для поддержки рациона молоком и мясом, хотя у коз не было собственного выгула. Выходом из затруднительного положения стали лужайки на аэродроме. Итак мы с телегой ехали до взлетно-посадочной полосы и косили там траву. Некоторые даже подвозили козу на ручной тележке и пасли ее там. Красногвардейцы смотрели на это миролюбиво и быстро прогоняли незванных посетителей только тогда, когда самолет должен был взлететь.

У входа в аэродром стояла старая зенитка, на которой мы, дети, играли безнаказанно. Всюду лежали боеприпасы. Эта странная идиллия позже резко прервалась, когда началось воздушное движение и истребители типа МИГ круглосуточно, даже ночью летали, и крайне шумно. Мне ясно, что мы выжили сравнительно благополучно. В школе я выучился русскому языку и часто переписывался с русскими девочками. Много лет спустя меня наградили поездкой в Москву. Тогда я больше узнал о негативных сторонах войны, с которыми я ребенком почти не сталкивался. Но войны никогда не должно быть!

Хорст Шульц

(Перевод Эренгард Хайнциг)